Наутро мы так и ахнули. Всё вокруг было в снегу! Снег лёг ровным слоем на палатки. Снег покрыл и горы, и долины, и деревья. Значит, ориентироваться и идти будет ничуть не легче. Все тропы и тропки безнадёжно исчезли – вокруг расстилалась снежная скатерть.
Сначала спускались по кромке Уй-Караташа, поросшей мелким кустарником. Потом, попав в береговой лес, пошли по нему. В поисках прохода петляли, то приближаясь к реке, то удаляясь от неё.
Река Уй-Караташ не похожа ни на одну из пройденных рек. С невероятной скоростью она с грохотом несёт свои воды, свирепо перекатывая камни. Эту реку я мысленно окрестил Зверюгой. О бродах нет и речи. Утешает лишь то, что мы следуем вниз левым берегом и свернуть потом должны тоже налево
- Уй-Караташ означает “Ай-да Караташ!”, – нараспев говорит Филиппов, глядя на беснующуюся реку. Теперь мы идём по следу козлика, предполагая, что козлик умный, и что пробежал он именно там, где надо.
- Ну, что! – рассуждает Михалыч, – дойдём до притока, и там – на обед. Тогда, с разрешения руководителя я иду вперёд, не дожидаясь остальных. Шагаю с твёрдой решимостью, дойти к предполагаемому притоку, и развести там костёр до прихода группы.
Скоро следы козлика начинают уводить куда-то влево, и я, заметив зарубки на деревьях, ориентируюсь по ним. Зарубки встречаются не слишком часто. Поэтому, один раз, выйдя прямо к бешено ревущей реке, был вынужден развернуться и пройти метров пятьдесят назад.
Дальше иду вдоль реки, радуясь каждой очередной зарубке. Они означают, что здесь проходит какая-то тропа.
А вот появляется слабый приточек. “Нет, не то,” – думаю я и, обернувшись назад, кричу:
- Эй-э-эй!
Никто не отзывается. По-видимому, я здорово оторвался от группы.
Стал осматриваться.
Мелкий-мелкий снежок, сеющийся с неба, не даёт что-либо разглядеть. Уй-Караташ ревёт где-то невдалеке. Гляжу вперёд в надежде увидеть нужный приток или хотя бы намёк на него, но тщетно.
Все должны идти по моим следам. Сбросив рюкзак, отправляюсь назад. Через некоторое время встречаю остальных и интересуюсь, правильно ли я иду.
- Да-да, всё правильно, – отвечает Филиппов, – там только один раз ты явно вышел к реке и повернул назад.
Группа сильно растягивается, и, прежде чем идти, я дожидаюсь последнего, помня о том, как однажды уснул Андрей Изотов. Однако, всё в порядке, и я снова вырываюсь вперёд. Через некоторое время догоняю самых первых – Серёгу Дерябина и Володю Коботова. Они, скинув рюкзаки, уже разводят костёр на снегу.
- Зачем?! – воскликнул я, – давайте, дойдём до притока!
- И снова останемся без обеда! – горячо отозвался Коботов.
- Но приток, наверно, близко!
- Да ну, ты! – снова горячо возразил Коботов и спросил ехидно:
- Пятнадцать минут работы, да?
Решив, что спорить бесполезно, не снимая рюкзака, жду всех. Костёр никак не хочет разгораться, а тем временем подходят остальные участники.
- Михалыч! – обращаюсь я к руководителю, – Может, всё-таки дойдём до притока и там пообедаем?
Но Филиппов возражает:
– А чем это место плохо? – отменяя своё же решение. И мы располагаемся на обеденный отдых.
Снег пошёл крупными хлопьями, затем снова превратился в изморозь. Наконец-то удалось развести хороший костёр, и в котелках забурлила вода. Рюкзак, и без того подозрительно лёгкий, стал ещё легче. Потом костёр догорел, образовав в снегу яму до земли.
После обеда вначале попадались знакомые зарубки на деревьях, затем дорогу преградил бурелом. Однако, широкая долина реки Уй-Караташ позволила обойтись без лазанья по крутым склонам.
|
|
Тропили в основном попеременно я и Изотов, опережая Михалыча, который шёл третьим. После очередной передышки попробовал тропить Шуркевич, но быстро выдохся. Уныние по-прежнему преследовало его. Похоже, путешествие продолжало быть для Лёши в тягость.
Чтобы посмотреть на реакцию, я предложил Жене Беляеву:
– Ну, что, вперёд, твоя очередь!
Тот безапелляционно замотал головой: стёрты ноги.
По-прежнему идём с Андреем Изотовым впереди всех. Не сговариваясь, время от времени меняемся местами. Это у нас вызывает некоторый дух соревнования, что весьма кстати при имеющемся цейтноте. Иногда шагаем рядом, рассказывая друг другу анекдоты, и в одном месте кто-то, забежав вперёд, сфотографировал, как мы от души смеёмся.
Достигли, вроде бы, нужного нам притока, и ещё часа два по-светлу можно идти.
Но снег повалил хлопьями так, что ориентироваться становится совершенно невозможно, тем более без нормальной карты.
|
Изображённый на схеме приток, мало походит на то, что мы видим перед собой на местности. Локальная разведка
успеха не приносит: ничего не видно, и снег по колено. Берег
притока круто спускается в воду. Как перебираться на
противоположный более пологий берег, сейчас непонятно, и руководитель принимает решение:
- Останавливаемся на ночёвку где-нибудь здесь! Мало сегодня прошли, а сколько
ещё осталось?..
- Ничего, всё равно до 21 мая мы придём, – успокаивает Михалыч и повторяет, - до 21 всё равно
придём!
Падает снег. Окружающая нас природа совсем не напоминает календарный май. Наступила настоящая зима.
Утопая в снегу, рубим лапник под палатки, разводим костёр. - Эй, берегись! – слышу я и вижу такую картину.
Жутяйкин невозмутимо роется в своём рюкзаке. На него также невозмутимо падает подрубленная тонкая осина. Услышав крик, он
распрямляется, и в этот момент осинка попадает точно ему на голову. Володя делает треугольные глаза, ничего не понимая. К
счастью, удар производит на Жутяйкина исключительно эмоциональное воздействие.
Жутяйкин, как и Шуркевич, первый раз в серьёзном походе, но Володя более спортивен и ему
полегче, несмотря на то, что его не переваривает Света.
Поужинали. Забравшись в палатки, обложились тёплыми и не очень тёплыми вещами. Засунули ноги в пустые рюкзаки -
так теплее. Смёрзшиеся петли палатки застегнуть не удаётся.
Михалыч шуршит в спальном мешке, в очередной раз перезаряжая кинокамеру.
Неопределённость. Позади десять дней похода. В этот срок Филиппов хотел уложить весь маршрут. Пока
же и конца не видно. “Сколько дней до контрольного срока? Четыре что-ли?…” - подумал я. За десять дней в тайге мы,
похоже, адаптировались к резким изменениям климата. Ни снег, ни холод не помешали нам моментально заснуть.
|
Следующий день нас встречает ярким весенним солнцем, но снег не тает.
Заснеженные кедры выглядят по-зимнему сказочно.
Мы отправляемся влево вверх по кромке притока реки Уй-Караташ. Утопая выше колен в снегу и невольно жмурясь от сверкающего на
солнце снега, продвигаемся очень уж медленно. Впереди должен быть перевал Самурлу, но приток не соответствует схеме,
поэтому возникают серьёзные сомнения в правильности пути. Реки Уй-Караташ и Самурлу обозначены параллельно друг
другу, и кто-то предлагает: - А может, перевалить в любом месте? Но этого делать нельзя - неизвестно, что там за склоны.
Шагая первым, я по камням пересёк приток и пошёл справа от него по пологому участку. Но, следовавший за мной
участник, почему-то этого не сделал, и все двинулись за ним по неудобному для продвижения берегу. А зря! В результате, на
границе воды я вынужден был ждать всех целый час! Ругался про себя, но ускорить их продвижение не мог.
Когда группа настигла меня, оптимист Михалыч крикнул: - Э, да мы почти на уровне перевала!
Но это оказалось далеко не так.
Лишь спустя два с небольшим часа мы оказываемся на верху водораздела, не понимая, почему на
обветренной от снега каменистой почве тропки прорисованы почти перпендикулярно нашему движению, наперекосяк, параллельно
открывающейся за перевалом реке. Сама же река в свою очередь течёт почти перпендикулярно заданному туристской схемой направлению.
Может быть, поднялись не по тому притоку? Михалыч, махнув рукой, командует: - Режем прямо к реке!
Очередная ошибка! Следовало уходить влево, обходя верховья правых притоков реки Самурлу. Именно там шла скрытая
снегом плановая тропа.
Я быстро спускался первым, но делал слишком широкие шаги, поэтому остальные участники по
моим следам не пошли. Спуск, тем не менее, соответствовал описанию: очень крутой, но недолгий. Когда крутизна миновала,
оглянувшись назад, Филиппов с досадой произнёс: - Опять промахнулись!
В самом деле, оказывается, перешли водораздел не в самом низком месте, а примерно в километре от него.
Подойдя к реке, устроились на обед. Солнце приятно пекло. Около берегового леса вытаяли зелёные лужайки, на одной
готовили супчик и из сублимути кисель. - Айда жрать! – кричит Пром.
Открыв глаза, понял, что руководитель распорядился полностью объединиться обеим группам. Прежде
всего это касалось провизии. И у нас, и в параллельной группе продукты были на исходе.
Михаил Мельников и Александр Аляев давно уже перестали командовать. Фактически уже
несколько дней нами руководит один человек – Александр Михайлович Филиппов.
Постоянно хочется спать и, похоже, уже катастрофически не хватает ни времени, ни продуктов. Когда
я спросил у Мишки, куда мы сейчас пойдём, тот пожал плечами, мол, кто его знает. Михалыч же удивлённо отозвался:
- Как куда? Вниз по реке!
Но река-то ведь течёт не в том направлении… Хотя, может, это один из притоков, который выведет нас на плановую тропу?
Но что это? Снег кончился. Перед нами – узкий, мрачный распадок, сильно заваленный
буреломом. Пробираемся, то подлазя под валёжины, то перелазя, то перешагивая. В результате идём ужасно медленно!
Сумерки уже заметно сгустились когда приток наконец соединяется с руслом, направление которого вроде бы
совпадает с указанным на схеме. Но сколько времени потеряно на этом участке!
|
Чуть пониже устья притока лежит кедр, когда-то упавший прямо через реку. Сгоряча я сходу проскакиваю
по этому дереву, не снимая рюкзака и даже не замечая, насколько здесь опасно. Следующий участник Ульянов идёт без
рюкзака, со страховкой, медленно и внимательно. Остальные переходят, держась за верёвочные перила, натянутые Промом,
стараясь не глядеть на воду. Как же это я так прошмыгнул?! Вера Хвоина попросила меня: - Сходи за
рюкзаком Сергея, ему ведь ещё верёвку снимать. Снова перебегаю быстро, почти не держась за перила, словно
загипнотизированный. Пошла Света Курбакова и… упала, к счастью, не выпустив перил из рук. Ей ободряюще кричали:
“Ничего страшного!” - пока она выкарабкивалась на дерево. После переправы кто-то признался, что неприятно было проходить
по нему, особенно в конце, где струя била со страшной силой.
Идём в сумерках, но притока, по которому предстоит подниматься, всё нет. Проскочить его не могли. Может эта река
- не Самурлу? Ответа на последний вопрос не может дать никто. Я вижу: Михалыч весьма смущён. Сложив губы трубочкой и надув щёки, он смотрит то на схему, то на местность.
Давно пора становиться на ночёвку, но где найти для неё подходящее место? Каменистые, покатые участки на склоне, без воды, с рваными
клочками снега не могут приютить уставших людей для ночного отдыха.
Почти совсем стемнело, когда мы спустились на небольшую площадку с камнями, где с грехом пополам можно было
поставить одну палатку. - Ну, что… в принципе… – бормочет Филиппов, - в принципе… Но и в принципе восстановить здесь
силы за ночь практически невозможно. Руководитель пытается шутить: - Ну что, сидячей, висячей ночёвки у нас пока ещё
не было. Никто не реагирует. Ситуация принимает серьёзный оборот.
И тут появляется Андрей Изотов. - Михалыч! – невозмутимо говорит он, указывая вниз в темноту, - Там что-то
наподобие полуострова. Мы сходим, разведаем.
Изотов и Дерябин уходят на разведку, а остальные расчищают от камней скудную площадку. Но она не пригодилась.
Со стороны нашего склона протекает маленький рукав. На образовавшемся острове парни отыскали более или менее подходящее место для палаток.
Не очень хорошее, но всё же вполне пригодное. Располагаемся на ночь при свете костра. Поужинав, ложимся спать. Впервые
ночуем так некомфортно, с камнями под пятой точкой и спиной.
|
|