Наутро уже более спокойно сняв с себя по несколько клещей, отправляемся дальше по лесовозной дороге.
Через несколько километров, взглянув на карту, Михалыч кричит:
- Эй, впереди! На первом повороте давай направо! – и вскоре мы переходим по мостику на противоположный берег.
В нешироком распадке идёт такая же дорога. Распадок – тенистый, влажный. Путь раздваивается, и Михалыч вновь командует повернуть вправо.
Очень скоро, повернув ещё правее и вспугнув неожиданно выскочившего нам навстречу зайчишку, у ручья становимся на обед. Дежурный Серёга Ульянов, которого друзья почему-то зовут Пром, варит, как он выразился, “блевонтин”.
- Мы идём в противоположную сторону, точно на 180 градусов! – вдруг слышу я. Это Михалыч и стажёры наклонились над развёрнутой картой:
- Нам нужен Абаш, а это другой приток – Каяс!
- До Абаша ещё пять километров!
- Если мы сейчас перевалим, то попадём на Кубу, ниже по течению!
- Чёрт побери! - резюмирует круглолицый Аляев, - забурились не в ту степь, потеряли полдня.
- Как это? - спрашивает Беляев.
- Как накакал, так и смякал! - моментально объясняет кто-то.
Спустившись тем же путём к Кубе и пройдя вверх по её течению ещё полтора часа, пока не начало смеркаться, встаём на ночёвку.
По урочищу Абаш снова идёт лесовозная дорога. Вскоре подъём становится круче, и ещё километров через пять показалась избушка. Жара не спадает, шагаем полураздетые.
Распадок раздваивается. Уходим влево. Затем ещё раз влево. Через километр выходим на пятачок для разворота машин.
Дальше пробираемся без тропы, прямо по каким-то кустам, достигающим человеческого роста. На границе воды, где мы устраиваемся на отдых, лежит мокрый, сугробистый снег.
По моему предложению обе группы готовят обед на одном костре, а Оля Черноверская - скромная, усердная девушка, замечает:
- Видно, что раньше вы уже ходили вместе.
Потом, забравшись по крутому подъёму на гребень, мы увидели, что поднялись не по тому истоку и находимся вообще непонятно где.
- Ну, что, - ничуть не смутившись, говорит Филиппов, - ручей же вон внизу, пошли к нему.
Спуск очень крутой и каменистый, далеко внизу поблескивает, видимо, приток реки Енгожок. Очень осторожно, то и дело падая на пятую точку, более часа спускаемся к реке. Затем по едва заметным тропкам идём правым берегом вверх по течению Енгожока, пока не упираемся в прижим.
Надо переправляться на другую сторону. Около получаса мы рубим мощную сосну, но её уносит потоком, будто щепку.
- Михалыч! Давайте, я перейду с шестом и перетащу верёвку, - предлагаю я, вспомнив прошлогоднюю практику в альплагере “Талгар”.
- А у тебя меховые плавки есть? - отвечает вопросом на вопрос Михалыч.
Продолжаю настаивать, и меня поддерживает подошедшая Лена Шибаева.
- А ты за него замуж пойдёшь? - говорит Михалыч, грубо обрывая разговор.
Следующая сосна, немного толще уплывшей, подрублена, накреняется и падает слегка наискосок. Неожиданно у неё налету обламывается макушка. Кто-то крякнул от досады, но дерево всё-таки ложится тонким концом на противоположный берег.
Пром, привязав булинём один конец верёвки к себе, без рюкзака первым идёт по дереву, доходит до середины и, слегка качнувшись, грозит реке пальцем. Далее идёт быстрее, обламывая мешающие ему ветки. На левом берегу Енгожока он привязывает удавкой к старой пихте верёвку, а Филиппов натягивает её с правого берега. Вторым с рюкзаком прохожу я, а последним, снимая перила, – несуетливый Андрей Изотов.
Переправившись, мы замечаем на тропе следы какого-то зверя.
- Киска! – мимоходом сообщает Филиппов. Недавно здесь побывала рысь.
Берег Енгожока заросший, тенистый. Утомительная жара постепенно отступает. День идёт к закату, становимся на ночёвку.
Сегодня 9 Мая, в честь дня Победы Михалыч достаёт фляжку спирта и... несколько сушёных рыбок. Поужинав, поём костровые песни под гитару. Кстати, из трёх взятых с собой гитар, одну уже успели сломать, когда спускались по камням в Енгожок.
Оказывается, кроме меня с Изотовым, поют под гитару Ульянов, Мельников, Дерябин, Жутяйкин и особенно душевно - Аляев.
Спалось на редкость комфортно. Палатки были поставлены на мягкий, ровный ковёр изо мха. По соседству одиноко возвышался гигантский камень, величиной с трёхэтажный дом. Похоже, до нас здесь никто не ночевал.
Вылезая из спальника, случайно заехал Филиппову локтём по скуле.
- Ой, извините! - воскликнул я, еле сдерживая смех.
- Эх, палатку жалко, а то бы сейчас ты у меня выпорхнул отсюда! - великодушно простил Михалыч.
“Это преамбула, а где же амбула?” – подумал я вылезая из палатки…
Уходим, оставляя после себя превосходное кострище.
Тропка по Енгожоку очень слабая, часто теряющаяся во мху и в буреломе. Замшелые, глиноватые валёжины - вдоль и поперёк, сверху и снизу. Чтобы обойти забуреломленный участок, довольно высоко поднимаемся по склону. В одном месте приходится использовать скалолазание.
Участок пути, заваленный буреломом продолжается довольно долго. Нескоро мы спустимся к реке, которую сегодня несколько раз пересечём. Сначала – после обеда, когда увидим на правом берегу тропу, затем, – когда подойдём к прижимам.
Солнце уже садится, когда мы приближаемся к мощному левому распадку. Предположительно это и есть тот распадок, поднимаясь по которому, должны выйти на перевал Сайгонош. Но, посомневавшись, руководитель принимает решение: идти дальше вверх по Енгожоку. Переправившись вброд на правый берег, останавливаемся на ночлег.
Да, межсезонье – это межсезонье, вода большая. Летом, скорее всего, здесь проходить намного проще. Хотя… Именно при переправе через Енгожок два года назад в двадцатых числах июля, погибло два человека: инструктор “Эрлагола” Владимир Сало и девушка, которую он пытался спасти.
“Вот, что такое таёжная речка. Как в книгах у Григория Федосеева,” – подумал я, засыпая.
|