|
Когда все собрались под скалой, неожиданно пошёл дождь. Достав большой кусок полиэтилена, укрылись. Здесь же
обнаружилось, что гитара, на которую упал Жутяйкин, спасаясь
от медведя, разбита, а единственная, оставшаяся “в живых”,
дала трещину. Михалыч, выслушав меня и Мишку на предмет “что
там впереди”, принимает решение: искать место для ночёвки, как
только прекратится дождь.
Когда дождь почти закончился, и мы готовы были сбросить полиэтилен, Мельников полез на
разведку и… спустил на нас камни. Рядом со мной раздался
глухой удар. Это на голову Сергея Дерябина свалился камень
величиной с кулак.
Дерябин вскочил.
- А-а-а-а!!! –
заорал он, – Мишка-а-а-а!!! Дура-а-ак!!! – вслед Мельникову,
из-под чьих ног вылетел злополучный камень.
Но Мишка уже ничего не слышал, а Сергей изогнулся назад крючком и упал бы
затылком на камни, если бы я его не подхватил. Мгновенно
появились аптечка и бинты.
- Ну, как? Больно? – спрашивает
Оля.
- Нет, ничего… – отзывается Дерябин, пока Черноверская
перевязывает ему голову, – просто болеть будет, а так ничего
страшного.
Для ночёвки нормального места не нашлось. Пришлось ставить палатки прямо на камнях, подстелив под них
мягкие вещи.
Андрюшка Ефименко осторожно предложил:
-
Давайте не ругать сегодня Мишку, он и так уже… наверно…
На
костре красиво догорает разбитая банка гитары. Появляется
Мельников и сообщает, что там дальше за поворотом всё то же
самое.
- А это, что? – спрашивает он, взглянув на
перевязанного Сергея. Ему тактично объясняют, в чём дело, а
Дерябин даже говорит:
- Да, ничего, пустяки…
А погода, кажется, начинает портиться, ощущается какая-то гнетущая
атмосфера. Всю ночь меня мучает тяжёлый сон: палатка движется
по маршруту по камням, бурелому… Неудобно, неуютно, муторно…
- Никому не казалось, что палатка движется? – спросила утром Света Курбакова. Я от удивления дёрнулся. Потом
последовало всеобщее изумление.
В эту ночь все видели один и тот же сон…
Сегодня же я ощутил, что силы стали не те. Всё так же светило солнышко, весна уступала дорогу
лету, а для молодых людей, идущих по труднопроходимой тайге
майский подножный корм был явно недостаточен. Несмотря на то,
что опасности продолжали оставаться опасностями, постепенно
нарастала какая-то апатия. Например, мы реже стали применять страховку.
Чтобы спуститься по сыпучему рыхлому отвесному склону, верёвкой всё-таки пришлось воспользоваться. Я полез
первым, и когда до низа оставалось метра четыре, почувствовал
лёгкий удар по той самой косточке, что находится немного ниже
левого виска. Не придав этому значения, полез дальше, но
почему-то ослабли руки. Мой спуск из “по-спортивному” перешёл в спуск “лазаньем”.
Спустившись, глянул вверх, где копошились Пром и Жутяйкин, и едва не упал, так потемнело в
глазах. Похоже, верёвка сбила маленький камешек, который
метров с тридцати выстрелил в меня сверху.
Машинально
прижав левую руку к виску, ощутил липкую кровь. Пошёл по
берегу, чувствуя безразличие и тоскливую усталость. Пройдя с
полкилометра, я оглянулся, никого не увидел, присел на камень и как-то забылся.
- Борька, ты что?! – услышал вскрик и встрепенулся. Передо мной стояла Оля Черноверская.
- Да
царапнуло вроде.
- Ой, да у тебя кровь! – тихо воскликнула
она, доставая аптечку.
Я вытащил свой компас и посмотрел в
его зеркальце, но ничего не увидел. Зеркальный визир был мутный.
- Михалыч! Надо подниматься наверх и идти верхами, иначе мы тут… поубиваем друг друга, – предлагаю я
руководителю, когда все участники собрались вместе.
- Или
вернуться назад к избам и идти по тропе, – убеждённо добавляет Лёша Шуркевич.
…Та тропа, как выяснилось позже, являлась кратчайшим и совершенно безопасным путём от устья
реки Самурлу до плановой тропы 77 маршрута в верховье реки Караган.
- Ну, в принципе, так и сделаем, если прижимы не будут кончаться или капитально упрёмся, – спокойно
соглашается Филиппов, - по идее, они вот-вот должны кончиться,
– добавляет он. Никто не возражает.
Какова же была наша
радость, когда, преодолев очередную преграду, мы увидели, что
впереди путь свободен! Лишь далеко-далеко виднеется что-то очень большое, как гора.
Сегодня нас наверняка уже ищут… Контрольный срок кончился позавчера. Тогда же мы стали
переходить на крапиву, саранку, черемшу. Вообще же, продукты
начали растягивать ещё раньше. Постоянно хотелось есть…
А
сейчас проморосил дождик, и мы остановились на обед. Подойдя к
шедшим впереди ребятам, я увидел, что они сгрудились в кучу и
чем-то заняты.
- Что у вас там? – спрашиваю я и к своему
восторгу слышу:
- Рябчика подбили!
- А кто?
- Я! –
сказал Жутяйкин.
- Во, молодец!
- Тише, ты! – непонятно
кого ругнула Света, – с мясом не выщипывай!
И вот рябчик,
мелко порезанный, варится в котелке с крапивой. В это время
Андрей Изотов уходит на разведку. Обед уже готов, а Изотов всё
не возвращается. Кто-то из участников начинает бухтеть, но
остальные довольны передышкой.
Андрей появляется через полчаса вспотевший и радостный. В руке, прижимая к груди, он
держит свою коричневую шерстяную шапочку. “Наверно, принёс
птичьи яйца…” – мелькает у меня мысль. Но он принёс не еду, а
хорошее известие.
- Впереди такая же дорога, прижимов нет,
широкая береговая кромка – метров тридцать, а за горой должен
быть поворот и слияние Чебдара с Башкаусом.
Все повеселели.
В похлёбке мне попался кусочек “рябчика”.
- Вот это супчик! – говорит Андрей Изотов, вытирая усы, - А мне
бы сейчас табачку, и больше вообще ничего не надо…
-
Давайте-ка, я вас сфотографирую, – предлагает Лёша, обращаясь
ко мне и Дерябину. Обнявшись, словно раненые солдаты после
боя, с перевязанными головами, мы с Серёгой встаём перед
фотообъективом.
- А теперь со мной! – вдруг требует Женя
Беляев, и мы фотографируемся втроём.
- Знаете, что мы ели? – спрашивает Ульянов, – ворону!
Особых эмоций это не
вызывает, только Беляев обращается к Михалычу:
- А ворон
едят?
- Едят всё, – назидательно отвечает руководитель.
Потом выясняется, что ворону не подбили, а подобрали дохлую в
луже. Кстати, попавшийся в супе кусочек вороны, никакого
ощущения дохлятины не вызывал.
Наскоро поев, двинулись дальше.
Первым пошёл Андрей Изотов.
Замшелая,
мелкокаменистая кромка берега Чебдара постепенно переходит в
крупную осыпь. Гигантские валуны, мокрые и блестящие от дождя,
беспорядочно лежат от стены ущелья слева до самой реки справа.
Группа сильно растягивается. В этот раз я оказываюсь где-то
посередине, причём в полном одиночестве.
Последние дни сложились для меня не совсем удачно. Мало того, что траванулся
ирисом, ещё и стукнуло камушком, хорошо, что удачно –
скользом. Голода не ощущалось, хотя ели мы крайне мало, в
основном – зелень. А вот сил явно поубавилось.
С одной стороны, появление более лёгкого и неопасного пути взбодрило,
с другой – по крайней мере на себе я чувствовал некоторую
расслабуху. Не требовалось теперь ежеминутно мобилизовываться
на преодоление опасных препятствий.
Солнце уже начинало клониться к западу. Не было ни малейшего признака ветра.
Только река неравномерно грохотала по камням, преодолевая
пороги. Где-то далеко сзади шли Филиппов, Шуркевич и другие.
Меня никто не догонял, и я не торопился. Появилась возможность
спокойно поразмышлять.
Что там за поворотом? Неужели, опять
не то! И что это всё-таки за река, около которой мы идём?
Дьявольская какая-то речка! Сроду таких не видел. Неужели,
кроме нас здесь кто-то бывает?
К моим девятнадцати годам – это четвёртое серьёзное путешествие по горам. Но таких
приключений ещё не было.
На небе нет ни единого облачка.
Солнце где-то сзади нас, с юго-запада освещает негостеприимное ущелье…
А ведь мы уже за пределами контрольного срока! Нас ищут спасатели! Раньше слышал про подобные истории, но совсем
не предполагал, что такое может произойти и с нами…
Мои размышления прерывает Женя Беляев, который стоит, скинув
рюкзак, и отчаянно машет руками.
- Кидай рюкзак!!! – кричит
он сбивчиво и напряжённо, – говорят, Андрея придавило…
Я
ринулся вперёд, не снимая рюкзака. Какого Андрея? У нас, их
двое. Чем придавило?! Через два десятка секунд наскакиваю на
Верку Хвоину.
- Скорее!!! Скорее!!! Андрея придавило!!! –
кричит Верка совершенно истерическим голосом, на глазах –
слёзы.
- Где!!!
Скинув рюкзак, рванулся туда, где стоят
Света Курбакова и Володя Жутяйкин. Слёзы текут по их
щекам.
Совсем рядом, между гигантскими камнями отчаянно
копошатся четверо: Дерябин, Аляев, Коботов и Мельников. Я
бросаюсь к ним, поскользнувшись на мокром камне и разбивая
коленку.
Промежутки между глыбами образовали большую наклонную яму. На дне ямы ребята пытаются приподнять плоскую
глыбу, размером с письменный стол, под которой, – о ужас! –
лежит Андрей Изотов. С одной стороны торчат ботинки, с другой
– голова. Андрей не подаёт признаков жизни. Позже я узнал, что
первым участникам, подбежавшим к каменной ловушке, он успел
крикнуть:
- Уберите его! Уберите его! ...Всё, мужики…
Глыба по диаметру оказывается лишь немного меньше ямы, и для пятого человека там не хватает места. Что
делать?
– Ищи палку! – кричит снизу Ардальоныч.
Глянув
по сторонам, я увидел достаточно мощный плавниковый ствол.
Едва не сбив Беляева, который стоял рядом, как вкопанный,
добежал до ствола, схватил его и ринулся обратно к каменной ловушке.
Напрягая все силы и готовые грызть камни, мы действуем этим стволом, как рычагом, чтобы приподнять глыбу.
Внизу ребята орудуют короткой дубинкой.
Появляется Филиппов. Он внимательно смотрит вниз, где в этот момент
ребята отрезают лямки Андреевого рюкзака. Мне же кажется, что
камень, на котором стоит Филиппов, дрогнул, готовый съехать и
замуровать каменную ловушку вместе с людьми.
- Михалыч! –
ору я не своим голосом, – долой с камня!!!
Тот поспешно спрыгивает.
Наконец удаётся приподнять глыбу, весящую, однако, не менее тонны, и парни на руках выносят Андрея из
каменной ловушки. Голова его бессильно болтается. Кажется, он
в сознании и сейчас что-нибудь скажет.
- Пульс?!
- Нету!
Искусственное дыхание.
Закрытый массаж сердца явно
неумело делает Филиппов.
Ещё раз.
Ещё и ещё
раз.
Тяжёлое это дело – искусственное дыхание.
- Пульс?!
- Нету!
Меняемся. Из мужиков не могут делать искусственное дыхание Женя Беляев и Лёша Шуркевич. Из девушек
делает только Ольга Черноверская.
Появляется Лена Шибаева:
- Мы нашли место для палаток.
Филиппов:
-
Ставьте. Разводите костёр.
Новиков:
- Где палатка? Я
поставлю!
Глаза у Кадета бешеные. Что у него на уме?
Коботов:
- Борька, следующий ты!
Меня сменяет Аляев.
Я:
- Михалыч! Давай тоже, а то мы скоро
выдохнемся!
Михалыча на массаже сменяет Шуркевич, но
Филиппов, сделав несколько вдуваний, бросает и не может отдышаться.
Я бегу за Кадетом и едва не натыкаюсь на него.
Кадет (через каждое слово – мат):
- Где они тут
... нашли место для палатки. Нет тут ни ...
Я:
- Иди,
смени кого-нибудь. Я поставлю палатку.
Кадет:
- Я
палатку ставлю, понимаешь!!! Палатку!
Я:
- Иди, смени
кого-нибудь. Там устали!
Кадет:
- Я палатку ставлю!
Надо ставить палатку!
Приходится перейти на его язык:
-
…твою мать! Давай палатку! Иди ко всем!..
В глазах у
Новикова слегка проясняется:
- Тьфу! Чёрт с
тобой!..
Швыряет палатку и странной походкой идёт назад.
Подбираю её. Появляются Света и Лена.
Я:
- Где вы нашли
место?
Лена:
- А вон там (показывает вверх на обрыв, над
которым оказывается замаскированная терраска, лучше места не
придумаешь).
Я:
- Сами поставите? (Делая ударение на
втором слове)
Лена:
- Конечно, поставим.
Передаю
палатку, возвращаюсь к ребятам и сменяю Кадета на
искусственном дыхании. Голова Андрея на коленях Верки.
(При проведении искусственного дыхания
пострадавшего необходимо уложить на спину. Оказывающий
помощь располагается сбоку от головы пострадавшего, одну руку
подсовывает под шею пострадавшего, а ладонью другой руки надавливает
на его лоб, максимально запрокидывая голову - прим. автора вебсайта) Он
по-прежнему не проявляет признаков жизни.
Я
(Беляеву):
- Женя! Давай тоже.
Беляев:
- Нет, нет! Не
могу!
Я:
- Почему?
Филиппов:
- Оставь его. Его
блевать тянет.
Нащупываю пульс и обманываюсь. Пульсацию
кончиков моих пальцев я принимаю за пробуждение пульса у
Андрея:
- Есть!
- Нет, нету...
Прошло два часа.
Филиппов:
- Ну, что! Дальше бесполезно...
Я:
–
Лена! А помнишь, мы с тобой читали...?
Лена:
- Да-да!
Надо делать и делать!
Филиппов (Шибаевой):
- Палатки
поставили?
Лена:
- Да. Света вешает
котелки.
...Спустя минут сорок...
Филиппов бросает
делать массаж. Стоит спиной к нам, прислонившись к громадному
камню, положив лицо на руки. Плечи вздрагивают.
Я
(Шуркевичу):
- Лёша! Массаж!
Лёша делает массаж, я –
искусственное дыхание.
Я (Коботову):
- Ардальоныч!
Давай ещё!
Снова и снова пытаемся оживить
Андрея.
…
Филиппов сидит на камне. Задумался. Глаза
сухие.
Я:
- Михалыч! Лоб холодный и руки…
Филиппов:
- Низего лучшего не мог принести?..
...
Спустя три
часа после начала попыток оживить Андрея.
Конечности
холодные. Весь холодный.
Смерть.
Андрей Изотов мёртв.
Ничто в мире уже не может его спасти.
|
