О встрече охотника с медведем,
случайно поднятым из берлоги зимой

Кто-то внушил человеку, что он «царь» природы. А между тем это положение весьма спорно. Автор этих строк встретился как-то в тайге с медведем-шатуном и сполна прочувствовал, кто там царь.

Народы европейского Севера, Урала, Сибири издавна чувствовали к медведю боязливое обожание. Его громадная сила и выдающийся ум вызывали у них представление о существе божественного, происхождения, одаренном разумом.

Медведь поражал воображение первобытного охотника тем, что мог вставать на задние лапы и ходить на них, как человек. В борьбе с ним люди убеждались, что медведь хитер и смекалист, умеет запутывать следы, делать предупреждающие знаки. Ни об одном звере не рассказывалось столько невероятных историй, сколько о нем.

Суеверные предки многих северных народностей наделяли медведя антропоморфическими способностями. В мифологии мансийского народа было принято считать, что один из родов северососьвинских манси берет начало от медведя.

Самый характерный сюжет так называемого пермского звериного стиля - изображение головы медведя в жертвенной позе. У предков уральских аборигенов - манси был распространен обычай снимать с убитого зверя шкуру вместе с головой и лапами и укладывать в переднем углу жилища на стол так, чтобы морда находилась на лапах. После этого начинался обряд, названный медвежьим праздником.

Начинался праздник со священного поклонения убитому зверю, чтобы оказать ему почести, задобрить его дух. Часть празднества отводилась пляскам, костюмированным представлениям, веселью, шуткам, остроумию. И до наших дней этот ритуал дожил именно своей театрализованной половиной.

Охотничьи традиции своих предков сохраняют и современные манси. Я бывал с ними в далеких таежных углах за Уралом. Много слышал от них о забавных и трагических встречах с медведями.

В северососьвинском селе Няксимволе я часто посещал своего бывшего проводника-манси Мартына Анямова. Тянуло меня к нему еще и потому, что хотелось лишний раз поговорить с его замечательным отцом - старым оленеводом Ильёй Васильевичем.

Илья Васильевич в свое время слыл также отличным охотником. На его счету ровно тридцать убитых медведей. Последний зверь не оказался роковым. Напротив, был добыт при весьма забавных обстоятельствах.

Январь - стояло время. Лютовал мороз. Лес был изрисован куржаком, Охотник шел на лыжах. В левой руке держал длинный шест, которым сбивал зависших на ветвях подстреленных белок. В правой он нес только что убитого глухаря.

Уже заканчивался короткий зимний день. Карман лузана был полон беличьих шкурок. Но вот залаяла собака: опять белка! Подстрелил и ее. Но она застряла на ветвях.

Стоял охотник под деревом и долго сшибал шестом тушку зверька. Наконец достал белку. С силой воткнул шест в снег рядом с лыжей. И в тот же миг палка качнулась, из-под нее взвился столб снежной пыли. Илья от испуга выронил глухаря, мгновенно сбросил с ног лыжи, отскочил в сторону. Вместе с ним отбежала и собака.

Оттуда, где был воткнут шест, на человека смотрела медвежья морда. Через секунду-другую она скрылась под снегом. Илья понял, что шестом угодил в берлогу и разбудил зверя. Еще отбежал, спрятался за дерево, приготовил ружье. Взглянул в опасную сторону: медведь уже удирал в глубь тайги.

Охотник бросился преследовать его. Надежда была только на ружье и собственные силы: собака боялась зверя. Но не долго шел по следу Илья: медведь не успел далеко скрыться.

Вскоре произошла встреча. Зверь ждал охотника. Стоял на задних лапах, но не двигался с места. Подергивал носом, водил мордой из стороны в сторону. Словно искал человека по запаху. Перед выстрелом Илья успел заметить, что глаза медведя облеплены хлопьевидным снежным куржаком. - Он из теплой берлоги выскочил! Глаза-то и заслезились от холода. Слиплись от снега. Ослеп совсем. Не видел меня. Только носом чуял, - так весело рассказывал старик Анямов о своем последнем медведе.